Кирилл Павлов - Импортный свидетель [Сборник]
— Магазин подожгли, — опять совершенно спокойно, утвердительно сказала она.
— Угу…
Тяготеющий к эффектам Медведев сказал, что магазин Камоликова горит как свечка.
Во дворе, где помещался магазин, собрался народ. Во всех окнах пятиэтажного дома, который торцом выходил к пожару, отражалось красное пламя, и казалось, что дом светится изнутри. Разбуженные гулом бегущего огня, жители высыпали на улицу, некоторые пытались своими силами сбить пламя. Но огонь разошелся, и подозрение, что дело не обошлось без поджога, превратилось в уверенность.
Вот засуетились пожарные, всего несколько секунд — и пенные струи вступили в единоборство с пламенем.
Подошел Медведев.
— Вот так, из-за прокуратуры остались без магазина, — проворчал он.
— Почему же из-за прокуратуры?
— Ясное дело, ты их тут проверял, что-то раскапывал, и вот результат. И расследование проводить не надо, хоть сейчас в суд. Говорили же тебе все: «Возьми Камоликова под стражу…» Завтра же арестуй его, теперь посидит лет восемь…
— Почему так много?
— Потому что Уголовный кодекс за такие действия предусматривает наказание до десяти лет лишения свободы.
— Может, ты и прав, но все же надо проверить это как следует. А Камоликова я возьму под стражу, когда сочту это необходимым.
— Тогда я его по подозрению в поджоге задержу хотя бы ненадолго, пока ты раскачаешься. Вот он, кстати, с ведром воды стоит. Что ж, не зря говорят, что преступника тянет на место преступления.
— Если ты это сделаешь, я его выпущу, а у тебя будут неприятности.
— А если он сбежит?
— Не сбежит. Убежать ему сейчас — значит признаться в поджоге. Хотя не исключено, что наш ветеранский костер и навел его на мысль…
— Ты прав, прокурор. — И Медведев ушел, стряхивая с себя копоть.
Пожар погасили быстро, любопытные разошлись, а возле обгорелых головешек Медведев оставил «дневального» — молодого паренька, только что пришедшего из армии и поступившего на службу в милицию.
Сегодня возвращается из отпуска Анатолий Иванович Скворцов — моя «правая рука», старший следователь районной прокуратуры, опытный человек, для которого следственная работа — это то главное, что надо делать в жизни. Я поехал его встречать в аэропорт.
Ехали через необъятные поля. Вдали, в желтеющих волнах пшеницы, показался одинокий, стоящий, словно подбитый зверь, комбайн «Нива». Комбайнер выскочил из кабины, его маленькая фигурка метнулась к дороге. Вот она исчезла в колышущихся колосьях, вот выбирается на дорогу, размахивая руками.
Комбайнер, грязный и заросший, не узнал меня, а скорее всего — никогда не видел.
— До базы подвези, — прохрипел, запыхавшись.
— Что ж, нам по пути. Поехали.
Он закурил и на первом же выдохе пошел морским загибом крыть свое начальство.
— Они же еще в прошлом месяце отрапортовали, что у них сельхозтехника к уборке готова, а вон, гляньте, две межи сделал — масло потекло. Вон дымится…
— А хлеб-то не загорится? — спросил я и подумал, что гасить пожар в поле, наверное, посложнее, чем в райпо…
— Да ты что? Он же не горит, перегрелся только. А вы откуда будете? — спросил парень, переходя на «вы». — Что-то я вас не видел.
— А сегодня в ремсельхозтехнике из начальства есть кто?
— С утра все были, сейчас — не знаю — Парень замолчал, смачно дымя табаком.
— А сигаретку можно? — попросил я.
— Да у меня простые.
— Ничего, и я не золотой.
Покурили. Помолчали. Приехали.
— Можете познакомить меня с заведующим базой? — спросил я, когда мы остановились у ворот наполненного автомобильным ломом двора.
— Да он не будет с вами разговаривать…
Парень достал из кармана смятый рубль и протянул его мне.
— Подождите, — остановил я его, — зайдем вместе.
Он помялся, потом все-таки пошел со мной к кирпичному строению — конторе.
Это была контора той самой районной базы ремсельхозтехники, где раньше работал Полуэктов, которого суд несколько дней назад лишил родительских прав. Я и сам собирался сюда, чтобы на месте выяснить, каким образом было возможно безнаказанное хищение запасных частей. Что это за коллектив, кто им руководит?.. Пока что я видел только подпись завбазой Мухина на очень плохой характеристике Полуэктова.
У конторы толпились одетые в спецовки люди.
— Тромблер давай, переходники, сальники! — слышались крики.
Загорелый человек, элегантно одетый, должно быть главный инженер, прямо с крыльца отвечал, что запасных частей нет.
Мы с комбайнером прошли сквозь строй жаждущих.
— Ты чего, Колька, с начальством теперь ходишь запчасти выбивать? — послышались за нашей спиной насмешливые выкрики.
Это, кажется, про меня. Неужели я похож на начальство?
Мы распахнули дверь. В комнате за письменным столом сидел круглый человек и вытирал пот со лба…
— Вам чего, граждане? Видите, у меня посетитель, я занят!
Действительно, перед столом заведующего стоял сникший человек и держал в руках громоздкий железный предмет. Но я все же ответил:
— Хотим, чтобы выполнили ваши обязательства.
— А вы кто такой будете? — спросил толстяк за столом.
— Прокурор района Нестеров.
Человек, стоявший у стола, вздрогнул и положил на стол тяжелую деталь. А толстяк вскочил, долго изучал подслеповатыми глазами мое удостоверение и наконец произнес:
— Заведующий базой Мухин. А что случилось, товарищ прокурор? И без передышки, почему-то теперь заикаясь, добавил: — Правильно. П-полуэктова арестовали, он мне весь коллектив развалил, никак порядок не наведу… Вот видите, украденные распредвалы возвращаем на базу. По этому поводу хотели бы собрание п-про-вести, сейчас даже можно, в-вы не выступите на нем?
— Позвольте, — запротестовал посетитель. — Как это, возвращаете? Это я, я сам принес распредвал, по собственной инициативе, купив его, между прочим, за двести рублей у жуликов. Но откуда мне было знать, что он с нашей базы? — И он вышел из комнаты.
«Удобная логика… А если б не с нашей базы?» — подумал я, а вслух сказал заведующему:
— О том, выступлю ли я, решим позже. По-моему, негоже в рабочее время собраниями забавляться. Когда хлеб убирать думаете?
Николай, комбайнер, хотел было уйти, но я задержал его за руку.
— Останьтесь, тезка.
Он присел на стул. Заведующий строго посмотрел на комбайнера — тот явно мешал ему — и, снизив голос, еще раз спросил неуверенно:
— Чем же тогда могу быть полезен?
— Товарищ Мухин, вы через вашего сотрудника, ну, того, загорелого, что на крыльце, только что отказали рабочим в запчастях. На каком основании?
— Экономим, товарищ Нестеров.
— Экономия — это похвально, но только тогда, когда исправны машины, а они ведь исправны, судя по вашим отчетам? Весь двор, коридор и кабинет завешаны диаграммами и плакатами о выполнении плана. Вам что же, наплевать на собственное слово или вы не понимаете, что невыполненное обещание деморализует коллектив? Именно ваше невыполненное слово, а вовсе не единичный случай с Полуэктовым. Кстати, случай с Полуэктовым стал возможен под вашим «чутким» руководством…
— Вот что я вам скажу: они, — Мухин показал на Николая, — работать не умеют с машинами, переломали все, что с таким трудом было отремонтировано.
Николай вскочил, но я остановил его.
И как бы в подтверждение того, что Мухин говорит попросту неправду, дверь отворилась, и вошел специалист, который только что на крыльце говорил рабочим, что запчастей нет.
— Девятый комбайн уже встал за сегодня, — бодро-весело доложил он.
Мухин вспотел, скрипнул зубами. Ему ничего не оставалось, как представить нас друг другу. Я пригласил заведующего и главного инженера Петровичева — так представил его Мухин — совершить небольшую прогулку по предприятию. К нашей группе присоединились по моей просьбе все рабочие, ждавшие запчастей.
Перед кучей лома возник маленький митинг.
— Товарищи, с сегодняшнего дня поборы отменяются, — сказал я. — Запасные части будете получать в установленном порядке. Сегодня я обнаружил нарушение закона, существующее, видимо, не первый день. В этом есть и моя вина. Но ведь и ваша вина в этом немалая. Никто из вас не сообщил о том, что у вас такое творится. Мы в своей работе опираемся на общественность. Защита закона и прав граждан — наша общая задача. Помните это.
Рабочие зашумели разом.
— А теперь прошу ответить: сколько вы платили за запчасти и кому именно?
Все вдруг замолчали.
— Подскажу вам. Канистра масла стоит рубль — это в цехе горючего, — наугад «блеснул» я своей осведомленностью, но не попал.
— Неправда, — раздался чей-то негромкий голос, — с меня трешку брали.
И тут рабочих прорвало:
— За переходничок червонец отдавали.
